Неточные совпадения
Если Ольге приходилось иногда раздумываться над Обломовым, над своей любовью к нему, если от этой любви оставалось праздное время и праздное место в сердце, если вопросы ее не все находили полный и всегда готовый ответ в его голове и воля его молчала на призыв ее воли, и на ее бодрость и трепетанье жизни он отвечал только неподвижно-страстным взглядом, — она впадала в тягостную задумчивость: что-то холодное, как змея, вползало в сердце, отрезвляло ее от мечты, и теплый, сказочный
мир любви
превращался в какой-то осенний день, когда все предметы кажутся в сером цвете.
Пасифистская теория вечного
мира легко
превращается в теорию вечного покоя, счастливой бездвижности, ибо последовательно должно отрицать не только боль, связанную с движением войны, но и боль, связанную со всяким движением, со всяким зачинающим историческим творчеством.
Россия — самая государственная и самая бюрократическая страна в
мире, все в России
превращается в орудие политики.
В чем состоит душевное равновесие? почему оно наполняет жизнь отрадой? в силу какого злого волшебства
мир живых, полный чудес, для него одного
превратился в пустыню? — вот вопросы, которые ежеминутно мечутся перед ним и на которые он тщетно будет искать ответа…
Потом в глубине ничто и тьмы вдруг начал загораться свет, он вновь поверил, что есть Бог, «ничто»
превратилось в
мир, ярко освещенный солнцем, все восстановилось в новом свете.
Вопрос об отношении христианства к полу
превратился в вопрос об отношении христианства к
миру вообще и к человечеству.
Так
превращается первоначальное сознание греховности в злобную обиду на
мир, в претензию получать все богатства бытия, не заслужив их, в желание отделаться внешним образом от зла, не вырвав корней его.
Настоящий
мир с его горем и радостью уходил все дальше и дальше,
превращаясь постепенно в грозный призрак.
Две женщины
превращались в миртовые ветки, делаясь символом общего
мира.
Душа
превращается как будто тогда в глубокое, невозмутимо тихое, прозрачное озеро, отчетливо отражающее в себе голубое небо, над ним раскинувшееся, и весь
мир, его окружающий.
То он вел речь о роли кельтийского племени в истории, то его уносило в древний
мир, и он рассуждал об эгинских мраморах, напряженно толковал о жившем до Фидиаса ваятеле Онатасе, который, однако,
превращался у него в Ионатана и тем на миг наводил на все его рассуждение не то библейский, не то американский колорит; то он вдруг перескакивал в политическую экономию и называл Бастиа дураком и деревяшкой,"не хуже Адама Смита и всех физиократов…"–"Физиократов! — прошептал ему вслед Бамбаев…
За мгновение бывший воплощением воли, жизни и силы, он становится жалким образом единственного в
мире бессилия,
превращается в животное, ожидающее бойни, в глухую и безгласную вещь, которую можно переставлять, жечь, ломать.
И с первого же дня тюрьмы люди и жизнь
превратились для него в непостижимо ужасный
мир призраков и механических кукол. Почти обезумев от ужаса, он старался представить, что люди имеют язык и говорят, и не мог — казались немыми; старался вспомнить их речь, смысл слов, которые они употребляют при сношениях, — и не мог. Рты раскрываются, что-то звучит, потом они расходятся, передвигая ноги, и нет ничего.
— У меня просто на совести этот Ватрушкин, — говорил Гаврило Степаныч, — из отличного работника в одну секунду
превратиться в нищего и пустить по
миру целую семью за собой… Ведь это такая несправедливость, тем более, что она из года в год совершается под носом заводоуправления; вот и мы с тобой, Епинет, служим Кайгородову, так что известная доля ответственности падает и на нас…
Прикажешь ли пустить его?» Игумен молчал, черты его изменялись, теряли свою торжественность и
превращались в холодное, недоверчивое и строгое выражение, с которым он смотрел на несовершенный
мир; но душа его отстала — она еще не пришла в обыкновенное положение.
Античная философия, хотя и умела подсмотреть ничто как скрытую подоснову бытия, но оставалась бессильна перед задачей объяснить: каким образом ничто становится χώρα, или ουκ öv
превращается в μη öv, иначе говоря, как возникает
мир явлений?
Восхотеть
мира ради него самого, во имя власти над ним, и значило впасть в магизм,
превратиться из прирожденного царя и господина в мага — узурпатора.
Мир, созданный на основе человеческой свободы, не может быть разрушен или уничтожен, хотя бы он благодаря ей и «не удался», а люди
превратились бы в сынов сатаны, стали бы воплощенными дьяволами (на это и рассчитывал сатана, прельщая Еву: он мечтал узурпировать
мир, чтобы сделать его игрушкой своего властолюбия, пародирующего божественное всемогущество, — предметом jeu satanique [Сатанинская шутка (фр.).]).
Жизнь, как таковая,
мир сам по себе начинают представляться человеку отягченными какою-то великою виною. Анаксимандр Милетский в своей натур-философской системе учит, что видимый наш
мир, выделяясь из Беспредельного, совершает как бы прегрешение. «Из чего произошли все вещи, в это они, погибая,
превращаются по требованию правды, ибо им приходится в определенном порядке времени претерпеть за неправду кару и возмездие».
«Высочайшая минута» проходит. Возвращается ненавистное время — призрачная, но неотрывно-цепкая форма нашего сознания. Вечность
превращается в жалкие пять секунд, высшая гармония жизни исчезает,
мир снова темнеет и разваливается на хаотические, разъединенные частички. Наступает другая вечность — холодная и унылая «вечность на аршине пространства». И угрюмое время сосредоточенно отмеривает секунды, часы, дни и годы этой летаргической вечности.
И не нужно Достоевскому говорить, что Ипполит в «Идиоте» переживал «ужасные минуты»: обессмысленный
мир въявь
превращается перед нами в огромного и отвратительного тарантула, и мы вместе с Ипполитом задыхаемся в кошмарном ужасе.
Это принадлежит
миру объективации, в котором человек
превращается в часть и орган.
Он восклицает: «Не будет
миру свободы, пока все религиозное, политическое не
превратится в человеческое, простое», и «Мало ненавидеть корону, надобно перестать уважать и фригийскую шапку; мало не признавать преступлением оскорбления величества, надобно признавать преступлением salus populi [Благо народа (лат.).]».
Власть человека над
миром, над природой не должна
превращаться во власть человека над человеком.
Если бы не было деторождения в этом
мире, то половое соединение
превратилось бы в царство разврата.
Смертная казнь религиозно отменена и преодолена тем, что Сын Божий — Искупитель и Спаситель
мира — был казнен позорной казнью и что казнь эта
превратилась в спасительный для нас крест.
Собственность, как отношение человеческой личности к материальному, вещному
миру, всегда связана с социальной обыденностью и может
превратиться в орудие порабощения человеческой личности.
Но государство не только есть праведный закон, изобличающий грех, оно, как и все элементы этого
мира, само легко
превращается в грех.
Россия — величайшее в
мире государство — рассыпалась в несколько месяцев,
превратилась в кучу мусора.
Весь западный
мир должен быть поражен тем, что самое отсталое, самое реакционное русское царство, исконный оплот монархизма, вдруг с молниеносной быстротой
превратилось в самое крайнее демократическое царство, почти что в социалистическое царство.
И если Россия начнет свободное существование с самоупразднения, с раздробления, с утраты своего образа среди народов
мира, то источник возможного света от нее погаснет, и русские люди
превратятся в рассыпающуюся бесцветную массу.
В пожаре русской социалистической революции, которая должна
превратиться в революцию всемирную, сгорит старый «буржуазный»
мир, и на пепелище его создастся новый «социалистический»
мир.